Снова холодные руки. Они становятся теплее, только когда я пытаюсь лепить снежки, отдав кому-то замерзшему свои перчатки. Да ладно, теплее - они горят. Как и глаза, когда я пытаюсь играть в снежки)
Я ем падающий на ладони снег, чтобы познакомится с зимой, и, кажется, я им захлебываюсь. Или не только им, но этой зимой - вообще. Бешеными метелями, рыжими фонарями, застекленными ветками, игрой света, сложенными из горящих окон дома смайлами, ароматом глинтвейнов и кофе, чайными лавками, расстоянием между людьми, чужими плейлистами, давно забытыми фильмами и книгами, заревом на горизонте и дикой дрожью. Вновь проснувшимся умением видеть что-то кроме деревьев, неба и крыш.
Я пишу слишком лиричные и красивые строчки сейчас, но я пытаюсь наковырять хоть немного правды и чудес в своей зиме)
Я не могу долго смотреть в глаза, потому что меня тянет улыбаться, а я еще боюсь своих улыбок, тем более, когда смотрю в глаза.
Я потеряла одну красную ленту и много времени, а также, мне кажется - много чего еще. Но я обживаюсь по-настоящему своими вещами, я обживаю свою комнату под пристальным взглядом сидящей на глобусе рыжей ведьмы.
Я почти не пишу стихов, я забываю их еще ненаписанными.
Мне хочется извиняться, что я кажусь более жестокой, чем есть, но мне кажется, что это лишь прибавит мне жестокости.
Я не помню ничего из своих цитатников, у меня кончается блокнот, мне хочется черкать в книгах черной ручкой; я не могу заснуть по несколько часов, бью тарелки и елочные игрушки(обязательно одну - наряжая елку, и одну - разбирая ее).
Я варю, как мне кажется, настоящий кофе по утрам, и домашним, кажется, он нравится.
Я хочу спать до весны, не борюсь с головной болью, никогда не забываю перчатки дома и дышу на пальцы, а на ногтях оседает вода, потому что мои руки снова стали холодными.
Это зима, боже, как я люблю зиму)